Клятва Гиппократа.
Клянусь Аполлоном, врачом Асклепием, Гигеей и Панакеей, всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями. Это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и всё остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому. Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство. Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставим это людям, занимающимся этим делом. В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далёк от всякого намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами. Что бы при лечении — а также и без лечения — я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и славе у всех людей на вечные времена, преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому.
Школьный звонок в конце мая всегда весел и задорен. Понятна, и вполне объяснима неохота, с которой старшеклассники разбрелись, по осточертевшим за год до чёртиков, аудиториям. Кто-то бросил фразу:
- Везёт же мелким! Уже десять дней балдеют!
Малыши, действительно, уже десять дней назад попрощались со школой, до следующего года.
- Эх, братцы! – подумалось мне…- Десять дней?! Да, вроде ж, и я только вчера…
Я работал в этой школе охранником уже пятый год. Поэтому, думаю, вовсе не удивительно, что дети эти, все, от мала, до велика, давно уже стали мне родными. Я знал их всех по именам и фамилиям, от первого до одиннадцатого класса. Я знал, кто не умеет завязывает шнурки, а кто вечно теряет обувь; мне было известно, кто с кем дружит, и кто в кого безнадёжно влюблён…И много ещё интересного, что тогда, в общем-то, и составляло мою жизнь. Её смысл.
Проверив, закрыты ли раздевалки, и слегка « подтолкнув», задержавшихся в столовой, я вышел на крылечко покурить. Понимаю, что не буду оригинален, сказав, что больше всего люблю весну. Как будто каждый год, вместе с природой, рождаешься заново. Хочется творить, петь, любить – хочется жить! Уже в июне меня не покидает ощущение, что всё, увы, покатилось в осень…медленно, но неотвратимо. А потому, каждой весной, хочется до головокружения ей надышаться. Надышаться, на целый год. До следующей весны. Если повезёт, конечно.
Я стоял на крыльце, курил и смотрел на причудливые завитушки юных облачков, разбросанных по ослепительной сини весеннего небушка. Отвлёк меня от этого времяпровождения, скрип тормозов. Уткнувшаяся мордой в школьные ворота машина « скорой помощи», сдавала задом, чтобы развернуться. Развернувшись, машина стала набирать ход. В этот момент, распахнулись задние створки, (это была « Волга», помните старые « скорые»?), и на асфальт полетел мешок, а за ним, из машины выбросили ЧЕЛОВЕКА! « Скорая», стремительно набирая скорость, скрылась из виду…
Абсолютно лысый мужчина, в несвежих кальсонах и рваной майке, опираясь на руки, полз по проезжей части. Ноги его безжизненно волочились по асфальту. Я подбежал, к нему, стащил с дороги и усадил, прислонив к заборчику, огораживающему клумбу. Он смотрел на небо и блаженно улыбался. Время от времени, с его губ срывались какие-то звуки, но понять, о чём он, не представлялось возможным. Попросив, проходящую мимо женщину, пару минут посмотреть за ним, я побежал звонить в милицию. Милицейский « жигулёнок», на удивление, приехал быстро.
- Привычная картина,- видя моё потрясение, закуривая, произнёс капитан, - Сейчас вызовем « скорую», заберут, куда они денутся? Только вот, в каком районе, бедолагу этого, обнаружат в следующий раз? Ты номер, случайно не запомнил? Нет? Ну, да. Разве ж представить такое возможно?
- Понимаешь,- продолжал капитан,- одинокий наверняка. Ни родных, ни близких. А кому теперь, такие, нужны? Обуза…да к тому же, бесплатная…Мать их!
…санитары деловито упаковали моего подопечного в « Газель», поместив туда же и мешок со всем его « богатством».
« Газель» скрылась за углом. А у меня в голове набатом гудели слова: Только вот, в каком районе, бедолагу этого, обнаружат в следующий раз?...И от этого, совершенно исчезло желание, петь, творить, любить…Хотелось совсем иного и от этого желание, в бессильной злобе, до хруста сжимались кулаки…
«…Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и славе у всех людей на вечные времена, преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому…»
Май 2003 года. Москва.
